Сначала была пьеса французского драматурга Матея Вишнека, которую перевела Анастасия Старостина. Потом главный режиссер Сахалинского театра кукол Петру Вуткарэу сочинил спектакль «Иоанна и огонь», которым в свои тридцать лет театр начал жизнь на новом месте. Художник Стелла Веребчанум придумала «одежду» для сцены и костюмы для героев очень далекой истории, которую режиссер счел бессмертной, а актеры и куклы рассказали и показали абсолютно живой. Потому что для них все, что приключилось с Иоанной Д`Арк, впоследствии Орлеанской девой, не икона, не окаменевший миф, а что ни на есть настоящая человеческая история на фоне драматических событий. Освежить их помогает интеллигентный Рассказчик (актер Чехов-центра Константин Вогачев), в чьих руках сходятся нити повествования, раскручиваемого бродячей труппой. Из потертых чемоданчиков актеров выстраиваются стены Франции, из улыбок на молодых лицах – ее благополучие, из яростных гримас и баталий синих и красных перчаток (арманьяков и бургундцев) воспламеняется война за престол. По воле художника в спектакле состоялось время, которому к лицу только три цвета – черный, красный и немного белого, и настоящими его хозяевами стали не люди, а чума и смерть, это язвительное, гиперэмоциональное и роскошное зрелище, где царит мистерия музыки, пластики и света. Где маленькая, но настырная пастушка Иоанна очень хотела спасти своего короля и несчастную Францию, и ей это удалось, и слава средневековой девушке с характером. Ну а потом, наутро после подвига, как водится: мавр сделал свое дело и может уходить. Размышлять о природе власти и ее парализующей силе над душой человека, ее неизбежных и так предсказуемых последствиях можно бесконечно. Искус ее вечен, к ней рвутся даже шуты (тут особо примечателен эпизод-выход народной артистки Клары Кисенковой в роли гранд-дамы шутовского сообщества Матюрин). В спектакле эту тему развивает совсем не любовный треугольник, связанный вмертвую жестокими узами, – Король (Александр Котов), Шут (Евгений Панихин) и Орлеанская дева (Ксения Зарубей). При этом А. Котов и Е. Панихин как будто играют одну роль-перевертыш с разными полюсами. У шута Айнслена – «серого кардинала» при короле – колпак с бубенчиками покрывает умную голову, томимую государственными мыслями о спасении разваливающейся на части Франции, где хороши любые средства, даже деревенская юродивая с идефиксом. Тогда как Карл VII (Карлуша, Карлик) – полное ничтожество, но, признаем, очаровательное. Ему поначалу не чужды сомнения и страх, но потом мальчик становится самим собой – истинным государем, каким определил его Макиавелли, и предательство у него в крови. Вот если бы он поступил иначе, это было бы удивительнее. По воле режиссера зрителя преследует постоянное раздвоение личности: благородные рыцари – они же судьи без лиц, Айнслен обращается в безжалостного епископа Кошона, гения смерти Иоанны, король-предатель – в палача, несущего тяжкое бремя покаяния. А у Иоанны в помощь только кукла – маленькая, с широко раскрытыми глазами и душой, почти фотографического сходства с актрисой. Для выпускницы Нижегородского театрального училища и три года как сахалинской актрисы Ксении Зарубей Иоанна с ее неземными и вневременными страстями – роль не случайная, подспудно ожидаемая: когда-то ей удалось побывать в Руане, где закончилась жизнь и началась легенда об Орлеанской деве. Ксения Зарубей играет фанатичную веру, детскую доверчивость и непреклонность при видимой внешней слабости, хотя еще вопрос – уместно ли слово «играть» рядом со словом «вера»? Скорее, умение жить верой как воздухом, и, сказав «да» неправедному суду, можно все-таки не предать себя, а значит, победить. И епископ Кошон (Е. Панихин), олицетворяющий чугунную махину судилища, в борьбе с истинной верой терпит поражение. И как там у поэта? «Но пораженье от победы ты сам не должен отличать...». У молодых актеров Сахалинского театра кукол, которым, по сути, впервые пришлось столкнуться со столь масштабными ролями, без привычной опоры на маски и ширмы, это получилось на редкость убедительно и трогательно. Глядя на них, понимаешь, что играть такие роли нельзя иначе как отдавая кусок сердца – и так каждый выход на сцену, не думая, много ли его в тебе останется. Эти ребята себя не жалеют. У театра Петру Вуткарэу из того немногого, что довелось видеть в сахалинских театрах, температура стабильно высокая. Кажется, только театр и остается территорией вне компромисса, не терпит соглашательства и называет вещи своими именами. И если высокопарные слова и чувства из реальности выдавлены, а книги про рыцарей и прекрасных дам заплесневели за ненадобностью, Сахалинский театр кукол их утверждает вдвойне – ведь он всегда был вне быта, всегда ощущал себя путеводителем в прекрасное далеко. И. СИДОРОВА. P. S. Когда по моей просьбе из театра прислали экземпляр пьесы М. Вишнека, на последней странице, после текста и списка действующих лиц, обнаружилась строчка-напутствие: «Убью всех, если будете плохо играть!». Автор ремарки неизвестен (может быть, постановщик?), но на всякий случай свидетельствую: играют очень хорошо. Так что да здравствует жизнь!
Cантехника
