Информация: Культура, искусство и религия

Мастер перевоплощений


Популярный актер южно-сахалинского международного Чехов-центра Андрей Кошелев вчера отметил свой 50-летний юбилей. А 15 апреля он сыграет главную роль в премьерном спектакле «Быть или не быть?» по пьесе Н. Эрдмана. Перед очередной репетицией с юбиляром встретился наш корреспондент. – Андрей Владимирович, оказывается, еще Станиславский мечтал поставить на сцене эту пьесу, ее автора он назвал гением. Ответственная творческая задача стоит перед вами и вашими коллегами по цеху, ведь драматургия обязывает... – Николай Эрдман – современник Булгакова и Зощенко. Его юмор и сатира перекликаются с их творчеством. Пьеса «Самоубийца», по которой поставлен спектакль «Быть или не быть?», вошла в золотой фонд советского театра. Это драматургия высокого класса. Нам интересно ее играть, а зрителям, полагаю, будет интересно смотреть. – А сколько лет вы служите сахалинскому театру? – 22-й сезон. В принципе мог прослужить и больше. С детства мечтал стать актером, но родители были категорически против моего поступления в театральный вуз. Они видели меня инженером – я хорошо учился в школе, шел на золотую медаль. Пришлось с красным дипломом окончить Восточно-Сибирский технологический институт в Улан-Удэ, где родился и вырос, поработать мастером участка на судостроительном заводе в Комсомольске-на-Амуре и лишь после этого втихаря от родителей поступить в Дальневосточный институт искусств во Владивостоке. – И какой была их реакция? – Шоковой. Но тогда мне было уже 25, и родные не могли упрекнуть меня в неосознанности выбора. Поступление в институт искусств – целая история. Мне так хотелось стать актером, что поехал во Владивосток, отработав на заводе два года из трех, положенных молодому специалисту. Очень хорошо прошел творческие испытания первого тура, но, когда подошел ко второму – пластике, педагог по танцу встревожилась по поводу моей большой комплекции: «Пока не принесете справку от кардиолога и эндокринолога, к экзамену не допущу. Медицинская справка 086-у не в счет». В краевой больнице, увидев мою хабаровскую прописку, сказали: «Вы заблудились, не в тот край приехали». Но я упорно сидел у кабинета эндокринолога. Тот, узнав, в чем дело, хотел было выдать справку, но не рискнул – отправил на анализы. Здоровье не подвело, в справке мне написали: «Физические нагрузки не только разрешены, но и рекомендованы для снятия избыточного веса». От преподавателя, которому принес заключение медиков, я услышал: «Даже если вы ничего не споете и не станцуете, считайте, что во второй тур прошли. Я редко вижу таких целеустремленных людей». К счастью, я человек с музыкальным слухом и пластичный, все три тура прошел на «отлично». А вот экзамен по истории, несмотря на серебряную медаль, сдать побоялся. После школьного выпуска прошло восемь лет, в техническом же вузе историю в полном объеме не изучали. Понадеялся, что диплом с отличием даст льготу, и представил его приемной комиссии. Тут-то и вскрылось, что у меня высшее образование и что как молодой специалист я не отработал на производстве третий год. Возник небольшой скандал. Заслуженный деятель культуры РФ С. Гришко, набиравший актерский курс, отчитал меня: «Зачем вытащил диплом? Неужели думал, что не поступишь? Мы бы тебя взяли даже с тройкой по истории. А теперь поезжай в Комсомольск, возьми на заводе открепление, а в краевом управлении культуры разрешение на очное получение второго высшего образования. Успеешь до конца августа – рады будем тебя видеть». Начальник цеха меня не отпустил: «Положено три года отработать – отрабатывай». Зато за это время я хорошо подготовился к поступлению, прошел всех врачей, добился ходатайства от управления культуры края и легко поступил. В институте педагог Гришко отозвал меня в сторону и спросил: «Не будешь против, если зачислим тебя на второй курс, а долги за первый ты сдашь?». Вопрос оказался риторическим. Полгода я занимался параллельно на двух курсах, похудел на 24 кг. Студенческая жизнь была веселой, творческой, незабываемой. За три года я получил второе высшее образование. – Как на вашем горизонте появился Сахалин? – Накануне распределения в институт приезжали «купцы» из театров, присматривали кадры. Поскольку имя режиссера Сахалинского областного драмтеатра И. Гуревича было хорошо известно на Дальнем Востоке, мы практически всем курсом решили ехать на остров. Показали Игорю Сергеевичу свои самостоятельные работы, на основе которых был сделан спектакль «Еще раз про любовь». И режиссер пригласил нас еще до основного распределения ознакомиться с театром и Сахалином. Остров встретил нас неласково, мартовской метелью. В Домах культуры и на большой сцене Чехов-центра мы показали наш милый, добрый студенческий спектакль. А в августе семеро актеров из нашего выпуска приехали в Южно-Сахалинск. – Каково было начинать карьеру в команде? – Первый год самостоятельной работы выдался очень сложным. Обещанное жилье не дали. Однокурсники (а у некоторых были семьи с детьми), намыкавшись по общежитиям, разъехались кто куда. Остался я один. Через год в Магадан уехал Гуревич, в театре возникла довольно серьезная ситуация. Вслед за Игорем Сергеевичем засобирался в Магадан и я, но приехал новый режиссер Анатолий Евсеевич Полянкин, уговорил остаться. Пообещал интересные роли, жилье и слово сдержал. Больше у меня не возникало желания покинуть остров. – За два десятилетия вы сыграли немало ролей – от трагикомических до мелодраматических. Какие из них  любимые? – Мне ближе комедийные роли Капулетти («Чума на оба ваших дома»), Фредерика Феллоуза («Шум за сценой»), Яичницы в «Женитьбе» Гоголя, провинциального артиста Шмаги в спектакле «Без вины виноватые», Восьмибратова в «Лесе» А. Островского. Когда большая сцена Чехов-центра закрылась на реконструкцию, а малый зал вмещал всего 50 зрителей, мы в течение месяца четыре раза в неделю играли «Лебединые песни» по водевилю А. Чехова «Предложение». В моей практике это единственный случай, когда 16 спектаклей подряд я выходил на сцену в любимом образе Ломова. В особом ряду роли Треплева и Иванова в чеховских спектаклях «Чайка» и «Иванов». Причем Иванова я играл в возрасте 35 – 36 лет – столько было действующему лицу по замыслу классика. Несмотря на то, что зрители неоднозначно восприняли обе постановки из-за их авангардистской формы, актерам было необычайно интересно постигать сложные образы. За последние годы самая любимая роль (к сожалению, ушедшая из репертуара) – это Павел Петрович в «Очень простой истории». Я трепетно и бережно относился к ней. – Есть ли у вас музыкальное образование? – Нет, но от природы я поющий. Участвовал в музыкальных спектаклях, в оперетте «Севастопольский вальс», пел под аккомпанемент живого симфонического оркестра, а это счастье для драматического актера. Были музыкальные партии в «Принцессе Кру». В спектакле «Вкус черешни» пел песни М. Минкова, Б. Окуджавы. Кстати, с этим спектаклем мы успешно выступили на фестивале в Магадане. В «Лебединых песнях» исполнял романсы, аккомпанируя себе на гитаре. – Родители видели ваши актерские работы? – К сожалению, мама ушла из жизни, когда я оканчивал театральный вуз, через четыре года не стало папы. Они видели меня лишь в фильме «Мария Магдалина», где я снимался с Ларисой Гузеевой. В 1989 году во Владивосток приезжала съемочная группа киностудии имени Горького. В институте искусств она искала исполнителя эпизодической роли. Отобрали меня. Съемки шли несколько дней, из-за этого позже однокурсников приехал работать на Сахалин. Гуревич пошутил по этому поводу: «Это что за кинозвезда у нас появилась, которая обещала приехать 1 августа, а прилетела 10-го?». «Мария Магдалина» появилась на широком экране в 1990 году. Родственники сделали торжественный выход в кинотеатр и сообщили, что им понравилось. Как я сейчас понимаю, это был проходной коммерческий фильм. Не знаю, помнит ли о нем Гузеева? – Образы, которые вы примеряете, внутренне меняют вас? – Вряд ли. Но эмоциональное состояние персонажей невольно переносится в жизнь. Когда в «Простой истории» репетировал роль Хозяина, стал жестче и грубее – чуть ли не домостроевцем. Жена не могла понять, что происходит. Позже пришло осознание, что несу домой из театра шлейф образа. После репетиций роли мольеровского Тартюфа в одноименном спектакле замечал, что становлюсь хитрее, скрытнее. Другое дело – комедийные роли. Тогда возвращаюсь домой веселым, на все смотрю с юмором, с удовольствием играю с ребенком. Вот что значит иная энергетика образа! – Как переживаете творческие неудачи? – Философски. В институте искусств мне говорили, что я – мольеровский персонаж. Но на сцене как-то не состоялось. В «Тартюфе» себя не нашел, хотя по фактуре подходил на эту роль. Надо сказать, мое настроение очень зависит от атмосферы репетиций. А она может раскрепостить до неузнаваемости или же зажать в тисках роли, особенно если неясно, чего от тебя требует режиссер, да еще слышишь окрики. От этого у меня реакция столбняка, моментально развивается комплекс несостоятельности и непрофессионализма. По-хорошему, режиссеры и актеры должны быть партнерами, находить общий язык, выстраивать энергетические связи взаимоотношений еще во время застольных репетиций,  до выхода на сцену. Ведь когда всем очевиден замысел спектакля, легче движется работа. – Везло ли вам на режиссеров? – В основном, да. С благодарностью вспоминаю работу с Гуревичем, к сожалению, рано ушедшим из жизни. В его творчестве всегда была сверхзадача, и он добивался ее. Цепенюку признателен за то, что  строил репертуарный театр-дом. Для него это было важнее антрепризного театра, когда актеры после репетиции разбегаются кто куда. Сложной и интересной режиссурой запомнился Полянкин. Полное взаимопонимание было с Бажиным. В институте мы учились у одного педагога. Это тактичный, интеллигентный человек, чувствующий внутренний мир актера, его психотехнику. На репетициях он ни разу не повысил голос, даже если ничего не получалось. Желваки ходили, но с эмоциями справлялся. – В театральном колледже СахГУ вы преподаете сценическую речь и актерское мастерство и, наверное, тоже не кричите на студентов? – Когда чаша терпения переполняется, кричу, и это мой минус. Среди студентов есть неподготовленные и необязательные люди, так что строгости нелишни. На днях после прогона дипломного спектакля сделал  замечания и заметил: мои слова в одно ухо влетают, в другое вылетают. В ответ студенты ехидненько так улыбаются. Начинаю заводиться, а у них улыбки еще  шире расползаются. Не выдерживаю, соскакиваю с места, топочу ногами и кричу: «Что вы смеетесь? Я же грозный! Я грозный!». А они – вповалку и давай хохотать, и я с ними. Бываю нудным педагогом, по 5 – 6 раз повторяю одно и то же. Ребята пришли в колледж 15 – 16-летними и для меня все еще остаются подростками. Они говорят: «Андрей Владимирович, мы выросли. Нам по 20 лет. Мы понимаем вас с первого раза и кое-что уже умеем, а вы обходитесь с нами, как с детьми». Но в целом я доволен своим нынешним выпуском. Надеюсь, после выпуска молодые актеры пополнят театральную труппу Чехов-центра, а некоторые получат высшее образование. – Можно ли сказать, что  актеры – особенные люди? – Несомненно. Они плачут, не увидев себя в распределении ролей. Плачут, если у них что-то не получается, пусть даже при этом их хвалят другие. Это люди, которые не могут жить без работы.  – Ваша жена тоже имеет отношение к искусству? – Она – актриса, окончила театральный колледж СахГУ, работала в Чехов-центре. В этом году пошла трудиться в школу. – А в сыне проявляются актерские задатки? – Андрею восемь с половиной лет. Он умеет «строить мордочки» перед зеркалом. У него хороший слух – в музыкальной школе обучается игре на флейте, быть может, освоит саксофон. А что будет дальше – не знаю. – Как в целом оцениваете театральную деятельность Чехов-центра за последние годы? – По крайней мере, у меня не возникало ощущения застоя и простоев. Были гастрольные поездки, приглашались для постановки спектаклей свежие режиссерские силы, в том числе зарубежные. Не все работы были удачны, но зрители к нам ходили. Что касается последних экспериментов в творческих лабораториях, то они получились не со знаком плюс. Но отрицательный опыт – тоже опыт. – Каким, в вашем представлении, должен бы театр сегодняшнего дня? – Не добреньким, а добрым, светлым, пробуждающим искренние чувства – таково его назначение. Агрессии в нашей жизни и так хватает, да и с телеэкрана выплескивается столько негатива. Но театр не должен назидать и менторски воспитывать. Достаточно того, что, обращаясь к душе человека, он предлагает задуматься над тем, как мы живем. Через чувства и мысли персонажей зритель сам разберется в нравственных ориентирах. Однако такой театр может возникнуть только при особой внутренней атмосфере и взаимопонимании между режиссером и труппой, а также между актерами. – Третий год Чехов-центр находится в статусе автономного учреждения культуры. На ваш взгляд, хорошо это или плохо? – Жизнь ставит свои условия театру. Мы должны выживать экономически. Новый статус, если честно, не работает на творческую атмосферу – все подчинено принципу зарабатывания денег и постоянной сдаче помещений в аренду. Периодически приходится освобождать гримерки для приезжих артистов и мероприятий. Мы вынуждены мириться с этим, ведь зрители рады, когда приезжают звезды. Выжить в автономии может, пожалуй, только шоу-бизнес. Если на него сориентировать театр и, как говорится, поставить репертуар на кассу, можно добиться притока финансов. Зритель будет ходить на зрелища,  возникнет иллюзия успеха. Но тот ли это уровень культуры, который нужен цивилизованному обществу? Способен ли такой театр заворожить зрителей магией высокого искусства, актерской игрой? Сегодня легко играть на инстинктах и низменных чувствах людей, оттого многие театры стремятся к низкопробному, но быстрому результату. Редкий коллектив позволяет себе несколько месяцев репетировать спектакль. Все ставится на поток, в итоге с театрального «конвейера» сходит не индивидуальная вещь, которая ценится как ювелирная, а массовая,  обезличенная. Нам могут сказать: «И вы репетируйте полгода, но существуйте, на что хотите». Однако, как ни банально это звучит,  кушать хочется каждый день. И все же мы, актеры, не унываем. Верим, что сложные времена пройдут, а высокую миссию театра, которому служим, мы постараемся сохранить. – Спасибо за беседу. Л. Степанец.

Газета "Советский Сахалин"

11 марта 2011г.


Вернуться назад