Под названием, вынесенным в заголовок, в Москве вышел сборник статей. Для его составителя – главного редактора еженедельника «Литературная Россия» Вячеслава Огрызко это не случайный выбор. Уроженец Магадана, он давно и плодотворно занимается исследованием жизни и творчества народов Дальнего Востока. Издает журнал «Мир Севера», а в 2007 году выпустил внушительную по объему монографию «Североведы России». В сборнике «Нивхская литература» В. Огрызко опубликовал исследования и эссе двух десятков авторов. Еще недавно самому понятию «нивхская литература» не оставалось места в обиходе. Кто еще, кроме Владимира Санги, мог претендовать на звание писателя? Из тех имен, что на слуху, пожалуй, лишь Чунер Таксами. Так что же предлагает читателям составитель сборника? Книгу открывает статья В. Огрызко «Крестные отцы нивхской литературы». В ней достаточно подробно рассказывается о жизни и творчестве таких первопроходцев этой темы, как Бронислав Пилсудский, Лев Штернберг, Ерухим Крейнович. Все они увлеклись исследованием жизни сахалинских аборигенов еще в конце ХIХ века и оставили после себя труды, принесшие им известность не только у этнографов, но и в писательской среде. В. Огрызко удалось найти новые свидетельства их подвижнической жизни, а также расставить акценты в оценке их работ, не всегда совпадающих с общепринятыми. Отдельно составитель выделил исследование кандидата филологических наук Галины Отаиной о нивхском фольклоре. Начиная свое повествование о рождении мифов, автор вспоминает, что и ее мать «была родом из Лезнран, т. е. рода Медведя». Г. Отаиной удалось записать десятки сказаний в жанре тылгура – одном из главных в нивхском фольклоре. Это родоначальники сказок – мифы о происхождении человека, мира «хозяев», о связях и брачных узах с различными животными, об охотничьих приключениях... «В моих сборах есть интересный тылгур о том, как рыбак поймал неводом рыбу. Которая оказалась дочерью хозяина моря, – рассказывает Г. Отаина. – Они поженились, вырастили хороших детей. Однако умирать она ушла в свою стихию, вернулась в море. После смерти она стала покровительницей своего рода: его представители перестали гибнуть в воде». Те тылгуры, где доля мифического уступает место реалистическим повествованиям, приближаются к преданиям. В них рассказывается о проверке моральных качеств человека, осуждаются жадность, корысть и другие нравственные пороки. Большую работу проделала Г. Отаина, спасши от забвения многие устные сказания. И все же имя им – фольклор, из которого только предстоит родиться литературным жанрам. О том, кто впервые у нивхов уверенно переступил этот порог, размышляют авторы, чьи труды собраны под рубрикой «Мир Владимира Санги». Здесь и сородич писателя Л. Чвыгайн, и доктор филологических наук из Якутии Ю. Хазанкович, и столичные писатели В. Христофоров, А. Чадаева, Р. Сенчин, и доктор филологических наук из Франции Анн-Виктуар Шаррен. Своеобразен взгляд на произведения В. Санги из-за рубежа. «По словам А. Солженицына, – пишет А. Шаррен, – на рубеже 70-х и в 70-е годы в советской литературе произошел не сразу замеченный, беззвучный переворот без мятежа, без тени диссидентского вызова... Большая группа писателей стала писать так, как если бы никакого «соцреализма» не было объявлено и диктовано – нейтрализуя его, стала писать в простоте, без какого-либо угождения советскому режиму... Сутью их литературного переворота было возрождение традиционной нравственности». Обращаясь к творчеству так называемых «деревенщиков», А. Шаррен считает, что к громким именам этой плеяды следует отнести и В. Санги, роман которого «Женитьба Кевонгов», написанный в 1972 году, «оказался в контексте важнейшего процесса в отечественной литературе». Судьбы нивхов, веками живших в слиянии с природой, впервые столкнулись со столь мощными, чуждыми их укладу влияниями. Разобраться в сути этого конфликта и дать ему свою оценку писатель решился в пору, когда официальная пропаганда взахлеб воспевала преимущества «новой жизни» народов Севера. В начале своих размышлений о творчестве В.Санги главный редактор журнала «Литературная учеба» М. Лаврентьев пишет в своей статье «Человек, за которым стоит народ»: «Многие, конечно, знают, что «Калевала» – это карело-финский эпос, составленный в середине ХIХ века сельским врачом, а впоследствии профессором финского языка и литературы Гельсингфорсского университета Элеасом Леннротом. Кстати, благодарные потомки Леннрота, прославившего их дотоле малозначительный этнос на весь цивилизованный мир, поставили ему памятник в центре Хельсинки. А что мы знаем о «нивхском Леннроте» Владимире Санги?..». И далее, анализируя основной поэтический труд В. Санги «Песнь о нивхах», М. Лаврентьев заключает: «Вообще говоря, по достоинству оценить большое дело, совершенное Санги, кому-то покажется трудным даже с художественной точки зрения – так велик наряду с внешним и внутренний объем «Песен». Столь высокие оценки творчества В. Санги могут кому-то показаться чересчур завышенными. Для таких читателей составитель приберег свое, несколько отличное от вышесказанного суждение: «У меня к Владимиру Санги всегда было неоднозначное отношение. Безусловно, он писатель огромного дарования. Его роман «Женитьба Кевонгов» и эпическая поэма «Человек Ыхмифа» по своему звучанию сопоставимы с «Песнью о нибелунгах» и экспрессивной прозой латиноамериканца Габриэля Гарсия Маркеса. Бесспорен для меня и вклад Санги в дело восстановления разрушенного в хрущевскую эпоху чуть ли не до основания традиционного природопользования северян. То, что из четырех с половиной тысяч нивхов Приамурья и Сахалина человек триста еще не разучились говорить по-нивхски, – это тоже во многом заслуга Санги, придумавшего в 1979 году свой вариант нивхской письменности. Но в то же время меня всегда отталкивает стремление Санги любыми путями получить в свои руки никем и ничем не ограниченную власть...». С последним утверждением как бы не согласен писатель В. Пронин в очерке «Вождь своего племени». Не каждый писатель, добившись громкого успеха, способен, по сути, уйти из суетной литературной жизни, вернувшись к истокам той, что вскормила его в далеком стойбище, о судьбах которой скорбел в своем творчестве. Оставив Москву и престижную должность в столице, Санги вернулся на остров в свое родовое стойбище Улво, где соплеменники избрали его вождем рода Кетнивгун. За многие годы писатель не написал ни одного нового романа, но добился, чтобы стойбищу отвели в землепользование места для рыбалки и охоты, борется с засильем заморских нефтяников, поганящих воды моря и рек, пробил издание «Библиотеки нивхского школьника» и вместе со всей семьей, детьми, внуками и правнуками продолжает жить по заветам предков. – Сегодня поймал три мешка рыбы, – сказал Санги в телефонном разговоре. – До весны хватит? – спросил его Пронин. – На неделю. Я же не для себя... Если такую жизнь назвать «вождизмом», то многие ли лауреаты различных премий согласятся вести ее? Прочитав сборник, напрашивается мысль: «А не проще ли было бы назвать книгу, как в той самой рубрике: «Мир Владимира Санги»? Но, упреждая такой искус, В. Огрызко отвел в конце сборника несколько страниц биографиям тех, кто внес свой вклад в сохранение бесценных сокровищ устного народного творчества нивхов. Среди них такие имена сахалинских авторов, как Константин Агнюн, Людмила Гашилова, Галина Лох, Зоя Лютова, Мария Паркизина, Валентина Сачгуп, Леонид Тивус, Римма Хайлова и другие. Ю. ЛЕОНОВ.
Cантехника
