1 На редкость теплая весна выдалась в тот год на северном Сахалине. Как-то враз стихли промозглые ветры с Охотского моря, и к середине мая снег лежал лишь в таежных распадках. В огороде, на лавочке возле избушки, сидели молодые супруги Камышины. – Я вот что думаю, Галя, – произнес Виктор. – Ты в декрете, а мне до отпуска еще пахать. Отправлю-ка я тебя к родителям на Кубань, на фрукты-овощи. А через пару месяцев подъеду. Согласна? – Уговорил, – прижалась к нему Галина, рослая, чернобровая, с приветливым взглядом серых глаз. – Вот картошку посадим, овощи, тогда и поеду. Горячими губами Галина прикоснулась к мужниной щеке... Виктор Камышин был призван в армию из Сибири. После учебы в центре ВДВ попал в Афганистан. Вся служба прошла в боевой обстановке. Статный, крутолобый, с внимательным взглядом, он всегда был в первых рядах атакующих. Там-то и сдружился с сахалинцем Костей. Бывало, после операции за кружкой крепкого чая они планировали свою жизнь. – А что, Витек, – обращался Костя к другу, – после дембеля давай-ка к нам на Сахалин, а? Природа там – закачаешься! Зверья, рыбы – уйма! Знай не ленись. И народ у нас добрый, отзывчивый... Выучимся, к примеру, на бурильщиков и пойдем осваивать сахалинские недра, а Сибирь твоя никуда не денется. Будешь ездить в отпуск, опять же при деньгах. Чем не жизнь, а? – Нам еще служить полгода, за это время много воды утечет по афганским ущельям... Спустя пару дней при «зачистке» кишлака Костя чуть не погиб. Краем глаза Виктор увидел, как неизвестно откуда появившийся душман вскинул к плечу гранатомет. Костя бежал чуть левее Виктора и на пару шагов впереди. Виктор в неимоверном прыжке сбил друга с ног, одновременно позади грохнул взрыв. Протерев от пыли глаза, Виктор увидел окровавленное лицо сахалинца. Осколок напрочь снес мочку левого уха, полоснул по щеке до подбородка. «Слава Богу, живой! – Виктор разорвал индивидуальный пакет и забинтовал раненому голову. – Сейчас прилетит «вертушка». В госпитале тебя мигом заштопают. Разве что шрам останется». Костя крепко пожал Камышину руку и прикрыл глаза. 2 Получилось так, как и пророчил Костя. На Сахалине оба окончили курсы сменных мастеров по бурению разведочных скважин и поступили на работу в Сахалинморнефтегаз. Армейская дружба на гражданке стала еще крепче. Если совпадали отгулы, то и рыбачили, и охотились вместе. Шли годы. Виктор женился на Галине, лаборантке с бурового участка. Молодым выделили квартиру в пятиэтажке Нефтегорска. А Костя жил в пятнадцати верстах от поселка в таежном селе. В субботу под вечер он отправился к речке. «Порыбачу, а утречком сгоняю на «Урале» к Витьке, отвезу гольца на жареху, – планировал он. – Попаримся в баньке и рванем на залив. Говорят, корюшка пошла». Рыбалка захватила Костю, но клев вдруг резко прекратился. «Странно, что голец вот так сразу куда-то исчез». Взглянув на закатное солнце, Соловьев навьючил на себя рюкзак с уловом и поспешил засветло добраться до села. Тихая ночь опускалась над тайгой. Сквозь просеку Костя увидел какое-то странное бледно-голубое свечение и, пока шел, все на него оглядывался. 3 После ухода Галины Виктор натаскал в баню воды из колодца, «зарядил» дровишками печь, принес пару березовых веников и двинулся в поселок, что в десяти минутах ходьбы. Квартира находилась на пятом этаже. Виктор махом одолел лестничный пролет, открыл дверь. Жена смотрела фильм. – Ты почему не спишь? Ночь на дворе, – он выключил телевизор. – Витя, может, сбегаешь обратно на огород, принесешь банку с брусникой? Что-то так кисленького захотелось. – Сей момент, Галка, я мигом! Запыхавшись от бега, Виктор рывком распахнул дверь в избушку, по стремянке спустился в погребной холод. Схватил на ощупь трехлитровую банку с моченой брусникой и рванул наверх, мимоходом взглянув на светящийся циферблат часов: был час ночи. Их пятиэтажка стояла на краю поселка. Осталось идти метров двести, когда какая-то могучая сила подбросила его вверх. Инстинктивно сгруппировавшись – навык войны в Афганистане, – он мягко приземлился на бок, не выпуская из рук банки. «Война!» – прожгла его мысль. Страшный, утробно-раздирающий гул потряс всю округу. Еще не до конца осознав, что происходит, Виктор рванул к дому, и в этот момент земля перед ним встала дыбом. Его снова швырнуло. Казалось, что это сон, что он в горах Афгана и по нему лупят из миномета «духи». «Сейчас проснусь, и все исчезнет», – успокаивал себя Виктор. Со сбившимся дыханием он добежал до дома и остановился. Вместо пятиэтажки сквозь тучи пыли проглядывало нагромождение бетонных плит, сквозь них прорывались сине-зеленые языки пламени. Безумными глазами он окинул поселок – поселка не было! Вместо семнадцати белоснежных домов – семнадцать погребальных холмов. И отовсюду – истошные крики, стоны. Виктор хлестал себя по щекам, чтобы очнуться. Но увиденное не исчезало. И тогда он с содроганием понял, что это – жуткая явь. Катастрофа. И имя ей – землетрясение. – Галя-а-а! – дико заорал Камышин и, бросившись к горе из обломков плит, раздирая руки до крови, стал отбрасывать в стороны куски бетона, раздробленную мебель, какие-то доски. «Сейчас, Галка, я доберусь до тебя. Потерпи немного, – лихорадочно твердил он. – Я вытащу тебя». Но после нового толчка из-под развалин взметнулось зеленое пламя. Крики и стоны из-под обломков становились тише, пока не смолкли совсем... И Виктор с холодным ужасом уяснил, что поселка больше нет и все его жители погребены. Достал дрожащими окровавленными пальцами папиросу. Ломая спички, дико озирался по сторонам, мучительно соображая, как добраться до Галины? 4 Костя проснулся от страшного гула и сильного удара снизу. «Землетрясение! Вот почему голец перестал клевать». Света не было. Включил фонарик – в избе все кувырком. Битая посуда хрустела под ногами. Мать с узелком в руках, крестясь, выбежала на улицу. Костя успел выскочить из избы в момент, когда рухнула печная труба и град кирпичей посыпался с крыши. Ночь люди провели у костров. Они светили сквозь туман призрачными светлыми пятнами. Дрожь земли между толчками передавалась и людям. И они, верующие и атеисты, молились об одном – уцелеть в этом кошмаре. Общая беда объединила всех. 5 Стихия ударила безжалостно и мощно. Лопнули нефтяные резервуары и нефтепроводы, и нефть ринулась по склонам в сторону ручьев и речек, отравляя все на своем пути. Земля покрылась трещинами, из них забила фонтанами чистейшая вода, вынося на поверхность глубинный белый песок. Мосты съехали набок, дороги зияли провалами. Узкоколейная железная дорога была полностью разрушена. Замерли нефтяные и газовые промыслы. А в поселке нефтяников под многотонными руинами продолжали умирать люди. 6 Утром в тревоге Костя рванул на мотоцикле в поселок: как там Витька с Галиной? Не доезжая до Нефтегорска, почуял запах пожарища. И когда, выжимая из мотоцикла всю мощь, выскочил на пригорок, увидел то, от чего помутилось в глазах, – дымящиеся руины, возле которых суетились люди. Виктора он нашел возле развалин. Тот сидел, по-восточному подвернув ноги, раскачивался из стороны в сторону, устремив отсутствующий взгляд в одну точку. Вместо русой шевелюры – седые спутавшиеся волосы. Рядом лежала опрокинувшаяся банка с брусникой, вытекший из нее сок был похож на кровавое пятно. То, что было когда-то домом друга, дымилось и временами вспыхивало то там, то здесь ядовитым зеленым пламенем. Где-то там, внутри находилась Галина. – Витя, пойдем в избушку. Все равно без техники ничего не сделаем. А она подойдет, когда засыпят провалы на дорогах и починят мосты... – Никуда я не пойду. Покурю и буду разгребать, – Виктор тупо смотрел на свои кровоточащие руки. – Вместе будем разгребать, – сказал Костя. Из-под руин не слышалось ни звука. На ближайшие лиственницы, зловеще каркая, усаживалось воронье... 7 Костя уговорил одного из спасателей, и тот ринулся на автокране к дому Камышиных, от которого отошла пожарная машина. Теперь уже не пламя, а ядовитые дымы струились из-под обломков. Они с Виктором цепляли крючья тросов к уцелевшим блокам, спасатели, проверив надежность креплений, давали команду крановщику. Примерно через час обнаружили раздавленных панелью мать и сына лет десяти. Женщина крепко держала мальчика за руку. Везде, куда ни глянь, копошились люди, рычала техника. Стаи черных ворон носились из конца в конец над жуткими холмами развалин, своим карканьем дополняя людское горе. Люди отрешенно бродили меж развалин, садились наземь у костров, курили и снова уходили по скорбному кругу, не зная, кому выплеснуть свою боль. Родные и близкие заваленных старались быстрее заполучить вожделенный кран, чтобы добраться до родственников – живых или мертвых. Кранов не хватало. Нервы у многих были на пределе. Руководители спасательных работ проявляли максимум терпения, чтобы избежать конфликтов. Возле разрушенных домов появлялось все больше трупов, завернутых в ковры, клеенки, одеяла. Пластиковых пакетов не хватало, а гробы еще не завезли. Их спешным порядком готовили и в райцентре, и в других населенных пунктах. А 30-градусная жара тем временем не спадала... 8 Руководитель МЧС России С. Шойгу 29 мая прибыл на место катастрофы с губернатором И. Фархутдиновым и взял на себя руководство спасательными операциями. Спасатели работали круглосуточно. На помощь местным приходили отряды МЧС из Москвы, Иркутска, Хабаровска, Владивостока, Петропавловска-Камчатского и других регионов. Они привезли новейшее оборудование. Парни спасали людей из-под завалов Спитака в Армении, на Курильских островах, в Японии... Это были физически крепкие, психологически устойчивые, обладающие особыми навыками для эффективной работы в экстремальной обстановке специалисты. Из-под завалов дома Камышиных не извлекли ни одного живого человека. Все сгорели в адском пламени. Виктор и Костя сидели на бетонном блоке, смолили «Беломор». Два друга, прошедшие через Афган, закаленные в боях и теперь волею судьбы оказавшиеся перед смертельной тупой силой стихии. – Ну что, Витек, – приобнял друга Костя, – крепись. Гали нет, сами убедились. – И похоронить даже нечего, – посмотрел Виктор на друга выцветшими от горя глазами. – Что я скажу ее родителям? Как дальше жить-то? 9 К дому Урюпова подъехал Виктор Новоселов, участковый милиционер. – Семен, администрации в селе пока нет, а народу надо объяснять, что произошло. Выручай, брат! Ты геофизик, тебе и карты в руки. Свет уже дали, телефонная линия работает, магазин открылся. Скоро и воду дадут, я уже сгонял на водокачку. А к вечеру вернусь, тогда и решим, что будем делать дальше, лады? В тот день по улицам села промчался «крутой» джип с мегафоном. Хриплый голос вещал, что вечером ожидается толчок в 12 баллов. Всем необходимо забрать личные документы и уйти из домов на вертолетную площадку – никакое строение удара не выдержит. Выдав сообщение, джип помчался в сторону райцентра. «Что за информатор выискался? Даже из машины не соизволил выйти. Надо дозвониться до района». Урюпов зашел на почту, а там – пушкой не пробьешь: селяне давали телеграммы родным, что живы. Дозвониться до администрации Семен не смог. Ближе к сумеркам народ засуетился. Женщины складывали в сумки документы, кое-что из еды, теплые вещи и уходили на вертолетную площадку. Не дождавшись Новоселова, Урюпов пошел туда к своим. С пригорка посмотрел на село и увидел между домами две иномарки. Нещадно пыля, в их сторону мчался милицейский «уазик». Прозвучали пистолетный выстрел и короткая автоматная очередь. «Что за черт!» – Семен напрямки кинулся в село. Из-за «уазика», на ходу застегивая пистолетную кобуру, вышел участковый. – Вот, полюбуйся на отморозков, – скривился Новоселов, когда они подошли к иномаркам. Возле них лицами в песок и с наручниками на заломленных руках лежали восемь человек. Коротко стриженные, на шеях – золотые цепи. В одной из иномарок Семен узнал тот самый джип. – Решили грабануть нас под шумок: запустили «дезу» о толчке в 12 баллов. – Новоселов вытер платком вспотевшую лысину. – Знают, что народ напуган до смерти и побежит спасаться в сопки. Хорошо, что наши ребята предупредили. Ничего не успели уволочь. Сейчас отправим их в район, пусть там с ними разбираются. 10 С первых дней катастрофы решением властей на въездных дорогах в поселок были выставлены милицейские кордоны. А территорию спасательных работ патрулировали омоновцы, так как все чаще на развалинах стали появляться подозрительные личности. Виктор и Костя работали с крановщиками, бульдозеристами, экскаваторщиками. Как-то под панелью обнаружили мертвую женщину. На ее руке не было безымянного пальца. Оказалось, что родные обнаруживали, что у некоторых женщин обрезаны пальцы и разорваны мочки ушей. Одним словом, кому – война, а кому – мать родна. Ничего святого. Как-то друзья услышали крики, ругань. Недалеко от штабной палатки между двумя омоновцами перед толпой стоял стриженный наголо верзила с бычьей шеей. Из-под шишкастого, узкого лба по толпе рыскал злой взгляд поросячьих глазок. Руки за спиной были в наручниках. Рядом, на клочке газеты, лежали... два раздувшихся пальца. Один – с широким обручальным кольцом, другой – с массивным перстнем-«печаткой». Рядом – пара сережек с искрившимися на солнце голубыми камушками. С каждой минутой толпа росла, негодующе гудела: – Обнаглели, сволочи, управы на них нет! – Смерть мерзавцам! Мародер стоял широко расставив ноги и, глумливо ухмыляясь, сплевывал под ноги. Из подъехавшего «уазика» вышел военный, моложавый, но весь седой. Подошел к задержанному, долго рассматривал «добычу». – Ты что же, подонок, делаешь? Да как у тебя рука поднялась, когда вокруг такое горе?! – и, размахнувшись, врезал ему хлесткую пощечину. Омоновцы еле сдерживали толпу. Со всех сторон доносились негодующие крики. И тут военный поднял руку. – Товарищи! Этот недочеловек плюнул в душу каждого из нас. Он надругался над мертвыми. В войну с такими разговор был коротким. – Смерть гниде! Командир, отдай его нам! – неслось из напирающей толпы. Верзила как-то весь сжался, боясь поднять глаза на народ. Вечером прошел слух, что омоновцы грохнули пару мародеров. Может, так и было. Кто знает... 11 Урюпов услышал, что прибыла экспедиция сейсмологов. Познакомился с академиком, заведующим лабораторией сейсмотектоники Объединенного института физики Земли РАН Е. Рогожиным. Узнав, что Семен геофизик, тот радушно улыбнулся, и они незаметно перешли на «ты». – Нынешнее землетрясение считается самым мощным за последние два столетия, – сказал академик. – В эпицентре сила толчков достигала 9 – 10 баллов. А это, сам понимаешь, катастрофа. Есть возможность слетать на нефтегорский разлом. Составишь компанию? Вертолет высадил их на голую вершину сопки, и они пошли к разлому. Такого Урюпов не видел ни разу: зигзагообразная трещина змеилась параллельно горному массиву с севера на юг. Местами разлом то расширялся до метра и более, то сужался. Космы мха, кусты карликовой березки и кедрового стланика свисали в земной мрак. По обеим сторонам то тут, то там фонтанировала вода. Они быстро сделали замеры и опешили, когда глянули в сторону моря: на ровном месте, среди редколесья, земля была вздыблена. Деревья, словно иголки ежа, торчали в разные стороны. – Вот это удача! Будет редчайший кадр, что процесс горообразования продолжается, новорожденная сопочка тому подтверждение, – восторгался ученый. – Стоп! А там что такое? – Евгений показал в сторону речки, куда уходил разлом. Через пару минут, запалившись от бега, они увидели ствол кряжистой лиственницы, расщепленный надвое от корня до вершины. Дикий удар убил таежную красавицу, и половинки ее разъехались друг от друга, сохраняя вертикальное положение. – Да это же настоящий сдвиг! – выдохнул Евгений. Замерив расстояние, на которое разнесло половинки дерева, Рогожин сфотографировал уникальное место. Но то, что они увидели с крутого берега, поразило не меньше – подземным ударом снесло в русло реки крутой склон сопки. 12 – Если мы не нашли Галю ни живой, ни мертвой, значит, она сгорела. – Виктор посмотрел на Костю глубоко запавшими от горя глазами. – Хочу похоронить хоть горстку пепла с нашего дома. Чтоб было куда прийти, положить цветы... Вечером друзья похоронили пепел. Поставили столбик с надписью на дощечке: Камышина Галина Андреевна. И даты... Эпилог Разносится над тайгой печальный звук: бом-м-м, бом-м-м... Это колокол звонницы напоминает о страшной трагедии. И плывет тот печальный звон над тайгой, кладбищем, строгими рядами могил, крестами и обелисками, над безымянными могилами. Рядом со звонницей – гранитная стела. На ней – фамилии, они все тут – 2040 человек. Год спустя, в погожий майский день, друзья-афганцы приехали на мотоцикле в Нефтегорск. Молча постояли у стелы. Костя положил к памятнику веточки багульника с лилово-синими цветами. Могила Галины была первой в первом ряду. С памятника из розового с чернью мрамора она глядела на них, улыбаясь и прижимая к груди букет багульника. Эта единственная фотография осталась у Виктора в рабочей куртке в ту страшную ночь. Она ему очень нравилась. – Ну вот, Галка, мы с Костей привезли тебе любимый багульник с той самой мари, где ты его собирала, – Виктор поставил букет к плите. «Худо мне, Галчонок, без тебя. Ох как худо! Только работой и глушу тоску зеленую... Да вот еще Костя, спасибо ему, разгоняет хандру, – мысленно разговаривал с женой Виктор. – Спи спокойно, дорогая моя... Кроме тебя, у меня никого нет. И не будет. Я – однолюб. Им и останусь. До свидания...». Костя взглянул на часы: – Ну что, Витек, по коням? Нам скоро на вахту. Они отошли на пару шагов от могилы, не сговариваясь, одновременно по-военному развернулись лицом к памятнику. На секунду замерли и молча пошли к мотоциклу. С. ГРАБУЗОВ. от редакции Станислав Грабузов – бывший сахалинец, ныне проживает в Омске. Более 30 лет проработал геологом на севере острова. Очевидец нефтегорской трагедии, он в течение трех лет работал над документальной повестью, отрывок из которой предложен вашему вниманию. Фамилии героев по этическим соображениям автором изменены.
Cантехника
