Старались, но не нашли... У престарелых супругов П., жителей Южно-Сахалинска, пропал 53-летний сын Виктор. Вышел днем в магазин – и больше его не видели. Сотовый телефон не отзывался. Старики набирали и набирали заветный номер – все без толку. Обзвонили знакомых, больницы – сына не нашли. Через три дня отец пошел в милицию, написал заявление на розыск. Там сказали, чтобы родители приготовили фотографии, личные вещи пропавшего – за ними придут. Старики ждали-ждали, но так никто и не пришел. Кто-то из знакомых посоветовал поискать в реанимационных отделениях: дескать, если сын попал в больницу без сознания, без документов, найти его можно только там. Алексей Алексеевич и начал поиск. И, действительно, почти через месяц обнаружил сына в областной больнице. Оказалось, у того случился инсульт, и его, можно сказать, с улицы на «скорой помощи» увезли в стационар. Сначала в городскую больницу, оттуда – в областную. И все время, пока старики страдали и вели поиск, он лежал на больничной койке, лишенный родительского внимания. Алексей Алексеевич начал помогать сыну выкарабкиваться из тяжелой болезни, дежурить около него каждый день. Его, конечно, очень задевало удивление сотрудников больницы по поводу того, что больного так долго никто не искал. – А как бы я его нашел? – вытирал слезы Алексей Алексеевич, – если мне везде отвечали, что такого среди поступивших нет. Что пережили за месяц поисков пожилые люди – не рассказать. Обоим за 80 лет, здоровье никудышное. А сын – единственный. Одно только хоть как-то держало стариков в эти дни – то, что Виктор не значился среди мертвых, может, найдется. Виктор пропал 10 ноября, нашел его Алексей Алексеевич в начале декабря, а в конце декабря из управления внутренних дел по г. Южно-Сахалинску пришел ответ. В нем сообщалось, что в ходе розыскных мероприятий проверены все имеющиеся учеты: АБД «Регион», федеральная база, КУСП, ИВС, КАЗ, ГАЗ, справка адресного бюро, медицинские учреждения города. Сориентированы все наружные службы, сделаны запросы в различные учреждения Сахалинской области. И в ходе всех этих розыскных мероприятий местонахождение Виктора П. не установлено. Этот ответ поразил супругов П., а еще больше – их знакомых, которые и обратились в редакцию с просьбой разобраться, как у нас ищут пропавших людей. Хорошо, что Алексей Алексеевич смог обойтись без помощи милиции, но ведь бывают ситуации, когда вся надежда только на нее. А надежда эта, получается, призрачная. Известен с первого дня К сожалению, предметного разговора на эту тему в УВД с сотрудниками из службы, занимающейся розыском пропавших людей, не получилось. Там не стали доказывать, что розыск велся так, как следует, просто сказали, что обязательные запросы были сделаны. В кабинете находилось трое молодых мужчин. Видно было, что приходится им несладко, и беседа наша пошла как раз по пути сложности их работы. Мне поведали о том, что розыском людей в областном центре занимаются всего два человека. И в их обязанности входит поиск не только тех, кто ушел из дома и не вернулся, а также утративших родственные связи людей и преступников, объявленных в розыск. Каждый день на рабочий стол каждого ложится до пяти новых заявлений. Конечно, приходится встречаться со многими людьми лично, но с организациями, учреждениями сотрудники милиции общаются с помощью официальных запросов. А запросы идут по почте, на ответ иногда уходит много времени. Так что оперативность невысокая. Эта система розыскникам самим не нравится, но не они ее придумали. Сотрудники милиции рассказали, что у них розыскное дело Виктора П. было первых дня три-четыре, потом его переслали по письменному запросу следственного комитета при прокуратуре города для принятия решения о возбуждении уголовного дела. Вернулось оно под самый новый год с отказом, поскольку не было установлено фактов, говорящих о том, что в отношении Виктора П. совершено преступление. А к этому времени разыскиваемый уже два месяца находился в больнице. Причем не как неизвестный человек, а под своей фамилией. И в городской больнице, куда его привезли вначале, и в областной, где Виктор П. пролежал три месяца, мне сказали, что, несмотря на инсульт, больной сохранил сознание, речь и был записан по всем правилам, даже с указанием домашнего адреса. Честно говоря, такого поворота я не ожидала. Вся предыстория наводила на мысль, что так потеряться, как случилось с Виктором П., человек мог только, если его подобрали на улице без сознания, без документов... Но отец звонил в больницы и не находил там сына. Милиция делала запросы – ей отвечали, что П. у них не значится. Как такое могло случиться? Системный сбой И из городской, и из областной больниц ответили, что запросов из УВД не нашли. То ли прошло слишком много времени, то ли запросы не дошли. Оставалось только гадать: были они и на них не ответили, или их и в глаза не видели? Правда, перед самой публикацией этой статьи вдруг выяснилось, что сотрудники милиции запросов не посылали, а просто обзвонили больницы. Странно, почему им не дали сведений о Викторе П.? С милицией все было в общем-то ясно. Но почему отцовские поиски закончились поначалу неудачей. Проверить, с кем из медработников говорил Алексей Алексеевич, не представилось возможным. Выспрашивать его подробно я не решилась: сын, несмотря на трехмесячные старания врачей и отцовский героический уход, умер. Правда, в городской больнице сказали, что этого больного «на справке» действительно не было, потому что он пробыл здесь только два-три часа. И, естественно, отцу могли сказать, что такой здесь не лежит. В областной допустили, что имел место человеческий фактор, у телефона мог оказаться сотрудник, не имеющий опыта общения с родственниками. А могла сыграть роль и 61-я статья, сказали мне. Об этой статье слышать доводилось и раньше, но впервые столкнулась с ней именно в областной больнице, когда несколько лет назад по заданию редакции разбиралась по поводу смерти одной сахалинки. Мне четко дали понять, что никакой информации я не получу, поскольку не являюсь близкой родственницей умершей и не представитель правоохранительных или следственных органов. Эта статья из основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, и называется она «врачебная тайна». Собственно говоря, и в случае с Виктором П. я не смогла прояснить все интересующие меня моменты как раз из-за ссылки на эту статью. Мне рассказали, что в столе справок, а они есть в каждом приемном отделении, даже самым близким родственникам могут сказать только одно – поступил в стационар такой-то человек или нет. А что с ним случилось – попал в аварию, стал жертвой криминала, упал и сломал ногу – уже врачебная тайна. Надо приходить в клинику, встречаться с лечащим врачом и от него узнавать все подробности. Даже руководителю предприятия, чей сотрудник попал в больницу, не скажут, здесь ли он и что с ним. Пусть даже у этого сотрудника нет на Сахалине родных, которые могли бы поинтересоваться его судьбой. Кстати, в приемном покое вывешивают списки поступивших, и надежнее прийти и взглянуть на них, чем звонить, заметили мои собеседницы в лице главного врача областной больницы и ее заместителя. Не думаю, что престарелый отец Виктора П. был в курсе всех этих тонкостей. Я узнала, что у самого больного тоже была возможность известить престарелых, донельзя встревоженных родителей о своем местонахождении. Сотрудники больницы по просьбе пациента, оказывается, сообщают названным им людям о несчастье, приключившемся с ним. Почему же Виктор не воспользовался такой возможностью – непонятно. И вообще была ли у него эта возможность? Думаю, было бы проще, если бы Виктор П. попал в больницу как неизвестный. К такому выводу привели меня пояснения медицинских работников. О неизвестных пациентах больница, оказывается, сама сообщает в милицию и в соцзащиту (если видно, что это бомжи). Об этом рассказывали в обеих клиниках. Пресловутая 61-я В областной больнице меня попросили подробнее рассказать со страниц газеты о 61-й статье и о всех сопутствующих ей проблемах. Закон есть закон, его надо соблюдать. Зная о статье, люди и сами будут правильно сориентированы в своих поступках, верно выстроят свои отношения с лечебными учреждениями. Наверное, 61-я статья очень важна для пациентов и ее нужно приветствовать. Только после знакомства с описанным случаем мне почему-то кажется, что в лечебных учреждениях ее слишком прямолинейно толкуют. Например, в ней написано: «Информация о факте обращения за медицинской помощью, состоянии здоровья гражданина, диагнозе его заболевания и иные сведения, полученные при его обследовании и лечении, составляют врачебную тайну. Гражданину должна быть подтверждена гарантия конфиденциальности передаваемых им сведений». Конечно, если человек сам обращается к врачу – эти сведения должны носить конфиденциальный характер. Посторонним не нужно знать, что у него проблемы с какими-то органами и системами. А если с ним вдруг случается несчастье и он оказывается у врачей, скажем так, не по доброй воле, уместно ли хранить эту тайну? В этой статье есть три пункта, допускающих нарушение врачебной тайны. Это, оказывается, возможно в целях обследования и лечения гражданина, неспособного из-за своего состояния выразить свою волю, при угрозе распространения инфекционных заболеваний, массовых отравлений и поражений, а также по запросу органов дознания и следствия, прокурора и суда... В городской больнице мне, например, сказали, что названная статья идет вразрез с требованиями действительности. Эта больница экстренной медицинской помощи, люди могут оказаться здесь даже неожиданно для самих себя. Как не успокоить родных и близких, что человек в стационаре и состояние его неопасное? Зачем тогда в стационарах нужны справочные службы? Соболезнуем семье П. Не знаю, изменилось бы что-то в состоянии Виктора в лучшую сторону, если бы родители нашли его сразу и обеспечили ежедневный уход. Но точно знаю, что долгие поиски подорвали их и без того неважное здоровье, а смерть единственного сына и вовсе, наверное, подкосила их. Так вот, чтобы другие не пережили того же, надо, наверное, и лечебным учреждениям, и милиции сделать из этой истории какие-то выводы. Если система допускает сбои, значит, она с изъянами. Хотелось бы вернуться к беседе с сотрудниками милиции. Мне рассказали, что во многих крупных и даже средних городах (таких, как Южно-Сахалинск) России уже давно существуют бюро регистрации несчастных случаев. В них отовсюду собирается информация такого рода. У нас же нередко бывает, что информация о несчастных случаях растекается по разным структурам и оседает там. И сотрудникам службы розыска приходится тратить время на непродуктивную работу. А хорошо бы наладить информационный обмен на современном уровне. Еще бы неплохо прибавить людей в службу розыска пропавших, но сейчас, когда объявлено о сокращении в милиции, есть повод для опасений, что уберут оттуда, где и так мало. Н. КОТЛЯРЕВСКАЯ.
Cантехника
